Лунная соната для бластера - Страница 77

Мы переглянулись. В глазах товарищей я видел одну только решимость. Элис коротко улыбнулась мне, и закрыла глаза, отплывая в созданные интербрейном миражи.

Я опустил козырек последним, и одним броском ушел за грань. Темные скалы глоса колыхались в тумане цвета хаки. Шальные битстринги касались кожи теплым сухим ветром.

— Меррилл! — послал я сигнал, отозвавшийся темно-розовым эхом.

И Меррилл пришел. Я и не подозревал, что он такой огромный. Закованная в броню туша дредноута, стальной динозавр, квинтэссенция злодея — вся мощь его аугмента вложилась в созданный визуализатором образ. Мне кажется, что даже глос заколебался от его тяжелой поступи. Но я был не безоружен. И не одинок. На самой грани восприятия трепетали голоса друзей, параллельно картинам ирреальности я видел и вводимый Эриком титр на комречи: «СИГНАЛ ЛОК купол Надежды 44—12—37-A5—6D ФИКС КОН…». Значит, купол Надежды. Что делает голубец на окраинах Глюколовни?

Медленно открылись глаза цвета темного золота — водовороты огня кружились в них.

— Что вы делаете, Макферсон? — прохрипел-простонал полный невысказуемой муки голос.

Я не стал тратить времени на разговоры — все уже сказано.

Первый удар пришел ниоткуда, удар, который разбил бы в пыль мое сознание, не отрази его защитная система. С рефлексами аугмента мне не тягаться — я и не стану; это сделает за меня интелтроника. Я активировал «ледяной щит» — субпрограмму распада, разрушитель местной памяти.

Описывая этот бой, я не стану утруждаться постоянным напоминанием: «это», дескать, «отображение реальных потоков информации визуализаторами инфора». В ирреальности не ощущается разницы между тем, что ты видишь, и тем, что есть на самом деле. Моя ладонь рассекла воздух, и тонкая серая полоса устремилась к моему противнику.

Меррилл принял удар «на грудь» — его броня выдержала, но я уже нанес следующий — искры лазурного огня расплескались по сверкающему панцирю. Туман стремительно рассеивался, черные и темно-лиловые туши датабанков медленно расползались от места схватки, похожие на неудачный гибрид слона с амебой. Я призвал все силы, скрытые в вирт-пространстве, все императивы разрушения ложились мне в руки покорным пламенем и, будто наделенные собственным бешенством, кидались на то, что было колониальным офицером Робертом Мерриллом.

И тогда произошло нечто неожиданное.

Помимо моей воли, помимо написанных нашей командой алгоритмов на отражение колониальщика обрушился страшный удар. Откуда-то сверху, из синей мглы грянула бледная молния, оплетая стальную тушу лозами-канатами-разрядами, мгновенно пускавшими корни, буравившими мнимую почву, стягивавшими грозного рыцаря тугой, смертоносной сетью.

Меррилл взъярился.

Его сила расколола саму ткань загранья. Я не успел сообразить, кем может оказаться мой неожиданный союзник, едва успел понять хотя бы, в чем состоит секрет Меррилла — он играл на различиях между естественной и аугментной частями своего мозга. Если мои демоны-инструменты стирали информацию, оставляя в неприкосновенности несущую матрицу, то Меррилл уничтожал сам носитель — в ирреальности это равносильно тому, что в нашем мире применить аннигиляцию Пенфорда в боевых целях. Вот тут пришла пора радоваться, что нет у меня интербрейна — подозреваю, что попади я в этом случае под удар, Меррилл свободно мог бы выжечь мне аугментные интелтроны.

Но на всякий прием есть свой блок. Я пустил встречную волну, рассеивавшую тот черный огонь, которым Меррилл щедро поливал окрестности. Похоже, он надеется только на грубую силу. И правильно надеется, потому что у него этой силы — хватит весь Город стереть. Я почти ничего не видел из-за пелены бирюзовых сполохов, массивы памяти таяли, стекали, как плавленый камень.

Пока вирт вскипал вокруг нас серыми пузырями, я успел задействовать еще несколько защитных программ, недостаточно мощных, чтобы причинить моему врагу серьезный вред, но вполне достаточно — чтобы отвлечь. Пусть поскребется, пока я готовлю ему сюрприз.

Я запускал инвок аварийной программы. Программу эту сочиняли давным-давно, как последнее средство для прочистки электронных извилин глоса, буде таковые засорятся, и не применяли ни разу за все годы существования домена Луны. Как в тумане, я слышал голоса, они помогали мне, поддерживали, и струны инвока кричали под моими пальцами.

Меррилл, уже пришедший в себя, медленно приближался, готовый раздавить меня, точно мерзкое назойливое насекомое. Бледные молнии били в него непрерывно, но разряды стекали с брони, сверкающей все ярче и ярче, горячей солнца, и только от шальных рикошетов вспыхивали локальные массивы данных. На горизонте уже сгущались тучи — это сьюд глоса пытался остановить сражение. Я пытался удержать в сознании одновременно всю схему, понимая, что малейшая ошибка может стоить мне разума — да, я знаю, как патетически-нелепо это звучит, но бывают ведь такие паскудные дни, когда героическая риторика становится исключительно неприятным реалом — но узор продолжал рассыпаться по краям.

Инвок вступил в силу мгновенно, словно чья-то рука за меня ввела последние команды. И вот тут мне стало страшно. Вирт не просто забурлил вокруг колониальщика — ткань его обрела плотность и цвет. Почему-то мне пришел на память виденный единожды земной, истинный янтарь. Контуры мерриллова отражения плыли; на миг мне показалось, что я вижу дракона с семью собачьими головами, но видение тут же растаяло, оставив только сомнение в здравости моего рассудка. И словно пружина развернулась, вышвырнув из ирреальности и его, и меня, и ту неведомую силу, что непрошенной вступила в сражение на моей стороне.