Лунная соната для бластера - Страница 83

И тут я понял, что инфузор предназначался не для медикаментозного допроса.

А для медикаментозной пытки.

— Ну вот, — удовлетворенно проговорил старик. — Так его можно и оставить… на пару часов… ты за монитором-то последи…

— Теперь-то этого? — с надеждой осведомился тот, кто стоял за моим плечом.

— Мгм, — решительно кивнул палач.

Кто-то внутри меня бился, исходя от ужаса воем, а сознание, будто отрешившись от грядущих ужасов, меланхолично выстраивало и отбрасывало планы спасения — все, как один, негодные.

Я ожидал, что сейчас в поле моего зрения вкатится еще одна тележка с пыточным инструментарием. Но вместо того притягивавшие меня к щиту ленты внезапно ослабли, и я кулем свалился бы на пол, не поддержи меня за плечи двое крепких лысиков. Вяло скосив глаза, я увидел на безволосом темени одного из них нарисованное окно, полное как бы выпирающих из него арабесок, носивших неприятное сходство с извилинами. Меня подхватили поудобнее и поволокли; мелькнули белые стены, дверь, длинный коридор со множеством ответвлений… какой-то служебный рег, может быть, даже подкупольный.

Я с усилием повернул голову, преодолевая страшную вялость. Еще двое отцепляли с панели обмякшую Элис; лысики двигались ловко и равнодушно, словно уже не воспринимали тело в своих руках как живое. Оружия я не заметил ни у кого — неудивительно. Какого сопротивления можно ожидать от пропитанных нейротропами пленников? Да и не в стиле это карелов. Не случайно ведь их головорезы были так неловки, так легко совались под удар или плазму. Не в этом сила их дома. Наверное, правда, что профессия меняет человека, потому что я не встречал еще ни одного нормального психиатра, и ни одного честного гипнурга.

Надо снять мушку… или сделать что-то еще… иначе я просто засну перед смертью! И тут мне в голову пришла идея. Я расслабился, чтобы не вызвать подозрений групарей, закрыл глаза, и, прислушиваясь к мерному топоту шагов, вызвал в памяти звук, впечатанный в мои нейроны огненным клеймом: далекий вой древних реактивных двигателей.

— Flying from Miami Beach BOAC…

И с первых же слов репрограммы шаги начали замедляться. К концу первой строки гулкие удары подошв об пол раздавались, как похоронный звон. Репрограмма разворачивалась во мне горячей бело-голубой волной, противодействуя наркотику.

Я вырвался из державших меня ленивых лап — конечно, не ждут сопротивления, гады! — нанес удар сначала одному, потом второму охраннику, сорвал пластиковый кружок со лба — наркотик тут же начал вымываться из крови, и я ускорился до боевого ритма. Удар… прыжок, и удар, и по почкам, и под дых, и в точки «подчинения и успокоения»… как я вас сейчас убивать буду! Хорошо, что никто из карелов не сообразил снять костные фиксаторы, поставленные в медпункте при лыжне. С переломанным бедром я бы никуда не убежал.

Кончался второй куплет песни, я молотил направо и налево, судорожно соображая, что если в течение ближайших шести секунд реальвремени не пробьюсь, то напрасно я сопротивлялся. Лысики отлетали от меня, как из гаусспушки, только медленнее, но почему-то лезли снова и снова — или это прибыло пополнение? За три секунды? Тут меня ударили сзади по почкам. Я согнулся, разворачиваясь, получил еще один удар — по шее — и рефлекторно отскочил, уходя от следующего.

Набросившийся на меня групарь тоже работал на репрограмме, в сжатом времени. Я назвал бы это поединком на равных, если бы не то, что мой противник находился в превосходной форме, а я не спал двое суток и был за это время неоднократно бит. Несколько ударов я пропустил, потом поднапрягся и достал-таки паразита, крепко приложив по болевым точкам. Но боль в сжатом времени почти не ощущается — ретикулум не пропускает лишние сигналы к коре (у некоторых бойцов на время действия программы даже пропадает цветность зрения) — и, чтобы вывести противника из строя, нужно нанести ему серьезные травмы. Руку я ему сломать успел, но этим мои успехи и ограничились. Оценив в первые же субъективные секунды, с кем столкнулся, противник просто выматывал меня — знал, что в песню я вошел раньше него, и резерв выжгу первым.

И тут к нам подбежала Элис. Я был настолько поглощен поединком, что не успел даже удивиться — почему она бежит, а не перешагивает медленно-медленно, зависая в воздухе и выпадая из поля зрения, неровными рывками, по мере того, как сетчатая формация сортирует поступающие данные. Мир стремительно серел, размазываясь, я с трудом уклонился от летящего мне в голову кулака — «You know how lucky you are… boy!» — рефлекторно выставил блок…

Все мое обучение пошло насмарку. Элис не стала проводить никаких приемов. Она просто ударила моего противника по голове. Кулаком. Наверное. Самого удара я просто не увидел. Замах, и…

Видимо, мой ретикулум наделен независимым от хозяина чувством юмора. Потому что хруст костей я услышал совершенно отчетливо, сквозь гремящую в ушах музыку. Карела оторвало от земли и медленно понесло к стене.

Я оборвал подходившую уже к концу репрограмму, и согнулся пополам, тяжело дыша. Перед глазами плавали какие-то расплывчатые медузы.

Элис машинально вытерла измазанные кровью пальцы о седалище. Я полез в карман за салфетками… и только тут сообразил, что наблюдал секунду назад.

Тому, что в мозгу моей знакомой хранятся, помимо страшных тайн, медицинских энциклопедий и последних разработок гения интелтроники Ноя Релера, еще и боевые репрограммы — настрого запрещенные, кстати, к использованию частными лицами — меня уже не удивляло: хороший показатель того, насколько размазались для меня границы невероятного. Но двигаться с такой скоростью человеческое тело просто не может. Это грозит разрывом связок, а то и вывихом. И удар, нанесенный с такой размашистой легкостью, раздробит не только вражьи кости.